Александр Григорьев - Ветер перемен[СИ]

— Хм… — хмыкнул пленник… — Кого ты помянул?

— Ну… — многозначительно протянул Родион. — А вы простите, зачем интересуетесь?

Темнота подвала погрузилась в еще большую темноту. Пленник приумолк надолго.

— Ты кто?

— Ясно дело, — прошептал Родя, после паузы, — я, это я…

— Понятно…

Что было понятно и кому, опять осталось загадкой.

— А как выбираться будешь?

Вот на какой вопрос, Родя и сам желал получить ответ поскорей.

— Если ты «белочка», может, подскажешь, как нам выбраться?

— Я не белочка… — прошептал озлоблено пленный голос, — я такой же как и ты пленник. Перекатись ближе, я попробую тебя развязать.

Все еще сомневаясь, Родион перекатился. «Иногда с перепою даже жопа разговаривает», — не к месту вспомнились откровения Палыча, знавшегося с «белочкой» не понаслышке. Кое–как пленник освободил Родику руки, а остальные путы, в том числе и с сокамерника, или соподвальника Родя снял за считанные минуты.

— Хорошо, — улыбнулся Родя.

— Чего же хорошего? — Развел руками, разминая их — затекшие, владелец осипшего голоса. Как оказалось юноша лет двадцати на вид.

— Хорошо, — назидательно произнес Родя, — уже то, что ты не белочка.

— С кем я связался, — печально покачал головой Хоридей.

Гуманоид произвел на Родю неизгладимое впечатление, но Родя язвительность Хоридея проигнорировал, как истинный англичанин.

«Вон как страшно мне было, когда проснулся в темноте и сырости этого подвала, а этот шутит блин», — рассуждал Родион, растирая запястья.

— Слышь Фетруанец, — привлек внимание Родя, — чего это ты в подвале отсиживаешься?

— Я не Фетруанец, с республикой я никаких сношений не имею, — буркнул озлобленно Хоридей, — я вольнонаемный рабочий.

— Ишь как загнул, — уважительно кивнул Родя. — Я тоже недавно вольнонаемным был.

Родя подумал о чем–то и все же произнес…

— Но очень на волю захотелось.

Хоридей встрепенулся.

— Ты наемник? Значит, где–то в этой дыре есть корабль?

Родя только плечами пожал.

— Наверно. Кристаллы всем нужны. Здесь наверняка полно кораблей.

Хоридей поник плечами.

— Ты чего?

— Не прокатит. — Огорченно произнес юноша. — Нас не примут в коллектив. Нам помогать не станут, так и придется гнить на планете. До самого конца света…

Родя рассмеялся.

— Надо же, — утер он руками слезы, — и здесь блин, коммунизм…

Родя привык к темноте помещения и смог разглядеть парнишку. Худенький или тощий, кому как удобней, но высокий. То–то ногами доставал, а ведь у стены сидел.

Полочки с ровными рядами горшков и бутылок, а также подвешенные на крюки копчености, навели Родика на размышления.

— Перекусим?

— Чем?

Вот что действительно удивило Родиона. Их понимаешь заперли в подвале, пленили, а парень даже мысли обожрать обидчиков в голове не держал.

— Мы же в трактире, ты чего не смотрел что ли, «трех мушкетеров». — Полным недоумения голосом поинтересовался Родя, кивая на полки и хранимые здесь продукты.

В темном подвале откуда–то появился лучик света, отразился от глаз Хоридея и вернулся к Родику. Руша надежды на сытный перекус и вселяя в него безудержную ярость. Может кто–то из пленителей Родиона и опаивал его дурманящим пойлом, но Русский характер это не только навыки и умения, но сильный дух в крепком теле. И Родион, подскочив с места, бросился на трактирщика, размахивая пудовыми кулаками. Где в этот миг дремала тактика и стратегия? Да и зачем она нужна, если все мы в юности смотрели фильмы с Брюсом который Ли и ходили в качалку гири тягать…

Схватить за рукав, дернуть на себя одним сильным рывком и по всем правилам карате попинать упавшего противника.

Баба даже пискнуть не успела, расшибла себе лоб и лежала без сознания. «Можно даже до десяти не считать», — почесал Родя затылок. Родик смотрел на произведение искусства, на уголовный свой натюрморт и горько сожалел о содеянном. Ровно три секунды. Потому как вспомнились недавние обиды и его местопребывание.

— Нет, — помотал Родя головой, — не хочу по расчету. А я, а я, хочу по любви.

Эта толстуха, спускавшаяся в подвал за продуктами, потому как в руках держала пустую корзинку — так с нею теперь и лежала на земляном полу, без каких–либо признаков жизни. Что удивительно Родя совершенно ее не жалел, скорее испытывал страх за ее мужа. Ну и, конечно же, к пестрому спектру чувств примешивалось и немного радости от хорошо проделанной работы.

— Это что? — Поинтересовался Хоридей встревожено; даже икнул.

Родя расправил широкие плечи и чуть–чуть смущаясь, произнес.

— Первая победа, — и энергично взмахнув рукой, предложил, — ну что? Вперед и с песней!

— Не-е, — засомневался Хоридей, — теперь нам точно житья не дадут.

Родя сразу вспомнил рассказы приятелей, о трусости иностранцев.

— Ты иностранец?

— Я Хоридей, — ответил он твердо, сразу смекнув о чем подумал Родик, — и я, не трус…

— Значит вперед?

Паренек кивнул и сделал шаг. Только теперь Родя разглядел, как он был высок.

— Ну, ты шпала, — восхищенно цокнул Родя, — как–то незаметно точно не получится…

И сгоряча ломанул вперед, проверить как там снаружи. За что и поплатился. Притолока оказалась низкой и Родя здорово ударился лбом.

— У-уу, — потирая свежую ссадину, пробурчал Родик, — осторожно иди, смотри не только под ноги, но и вверх.

Выбравшись из подвала на улицу, пленники оказались во внутреннем дворе: мусор, грязь средневековая, телега со сломанной осью, приглушенное кудахтанье кур. Оглянувшись на попутчика, Родя ахнул. Парень действительно был чудовищно высок для своего возраста. Хотя возраст Родион оценил чисто субъективно: по голосу и мягким чертам лица, еще не огрубевшим от человеческих пороков.

— Ты еще скажи, что ты Хоридей, — буркнул под нос Родя, — вылитый Фетруанец…

— Я Хоридей, — печально произнес Хоридей, — это название моего народа, и Фетруанцы и Кертланцы выходцы с одной планеты.

……..

Родя просто умилялся вездесущей эволюции. Комары кусали с той же самой жестокостью, что и дома — на Земле. «Как хорошо, что я страдаю не один, а вместе с инопланетянином», — думал Родя сбивая с лица очередного кровососа.

Но Родик, по крайней мере, был неизбалован фумитоксами всякими заморскими и антикамаринами, а потому переносил мелкий гнус с присущим только нашему человеку пофигизмом и добродушием. И радовался, что Хоридей страдает от комаров несравненно больше него.

— Что плохо?